Уехала в Таиланд. Живу у Сашеньки. Сашенька – это такая девочка-солнечный лучик. Знаете таких: приходишь в гости, а там чаёчек в кружечку, кружечка в горошек, цветочки в вазочках, повсюду плюш.
Совсем недавно я начала замечать, что обычно именно такие люди имеют характер закаленной стали, но заботливо берегут это зрелище от посторонних глаз , дабы не вызывать ненужных когнитивных диссонансов.
Вот кстати о заботе.
У Сашеньки не так давно умерла бабушка. Близкая бабушка, не из тех, кто живут на другом конце страны и смутно напоминают о себе в дни больших праздников, а такая настоящая бабушка — про поговорить, про тепло, про «иди давай на кухню, я там приготовила, как ты любишь».
— И знаешь, — говорит Сашенька, — у меня внутри такая дырка образовалась, ну чисто как от бублика. Вот этого старческого, родного и заботливого так стало не хватать, что я это..
— Чего «это»?
— Пошла по городу клеить бабок. Ну мало ли вдруг какая одинокая попадется? А я-то же без бабки. Вот и сошлись бы…
Началось все с кладбища. Там Сашенька засеяла родную могилку цветами так, что Ботанический Сад как-то побледнел и засмущался.
— Ну я вижу там недалеко бабулька пасется, тоже к своим пришла. А там на могилке как-то бедненько и скудненько. Я со своей нарвала-нарезала по-красивше, бегу через оградки к бабульке, мол, бабулечка, вот вам цветочков, хотите? Вон какие красивые… Я думала, я ей цветочков, она мне доброе слово, так потихоньку и подружимся. Но там какая-то неразговорчивая бабулька попалась, от цветов отказалась, дружить не захотела.
Я тогда начала тусоваться в местах скопления бабок. Универсамы всякие, поликлиники. То сумку донесу, то через дорогу переведу. Ой, сколько я тех сумок перетаскала…
Как-то раз в парке тоже сижу на скамейке, а рядом бабулька. Одна, ничейная! Во, думаю, мой шанс! Пойду склею бабушку. И только я собралась – смотрю, а к ней внуки подбегают. Занята бабка оказалась…
Плохо мне без бабушки. Грустно. Почему они так быстро кончаются?
Вообще это глупость какая-то, жил человек, а потом взял и помер. Само по себе дикость, а если подумать, что еще вдруг и души нет или перерождений там каких, так тогда и вообще непонятно, нафига оно все нужно.
— Ну как нафига? Вот мы с тобой сидим, ананас этот из пакетика жрем. Он же все равно закончится. Но это же не значит, что не было смысла его покупать и есть.
— Но ананас-то не знает, что он закончится! А люди – знают. Некоторые вон даже, знают, как. Моя бабушка точно знала, что от инсульта. Даже шприц держала наготове, чтобы если что – родственники вкололи. Но там глупо как-то получилось, когда накрыло, все про него забыли, а когда довезли до больницы, там уже все…
***
Мне все кажется, что страшнее не тому, кто помирает, а тому, кто остается. Помереть – не такая уж и сложная задача, все справляются. Ложись, да помирай. А вот как жить дальше – это уже вопрос.
Дырка от бублика она ж не только в Сашке, она вообще во всех, кого я знаю. И у всех разной формы.
Смерти, утраты, прощания.
Главное, что дна у этих дырок нет, чем ни законопачивай. Вливай хоть литры водки, засыпай туда какие-то дела и работы, забрасывай пороки или, наоборот, самопожертвование и служение чему угодно… Ничо не помогает – дыра как была бездонной, так и есть. Все в нее со свистом проваливается.
А края там как у проруби – ломкий лед. Кажется, вот-вот выберешься, а он под тобой проваливается. Черти что, а не бублик.
И, конечно, своих бабулек не вернуть, сколько к чужим ни приставай. Да вообще никого и ничего не вернуть, если уж совсем честно. Но это же не значит, что зря то, что они все были. Вообще все прошлое — не зря.
Ананаса в пакетике больше нет, но он же был таким вкусным и нужным. И непонятно, знал ли ананас, что он конечен или нет, главное — нам помнить, что все хорошее кончается и вообще-то эту жизнь нам дали подержать в руках ненадолго. Никто не обещал вселенную в неограниченное пользование. Как мультики в детстве – хочется еще и еще, но нельзя, поздно уже, сейчас придет мама и положит спать.
Что же теперь – мультиков не смотреть? Ананасы не есть? Близких не любить?
Обидеться, разнюниться, отвернуться и не жить, раз не дали так много, как хотелось?
Сашка вон точно не обижается. Продолжает и жить, и работать, и хохотать. К чужим бабушкам вроде больше не пристает, зато сама для всех обабулькивается: тебе не холодно? Не жарко? Ты поела?
Иногда только по вечерам заглядывает в свою дырку от бублика и грустит немножко.
А у дырки тем временем края медленно так стягиваются. Бублик уже совсем скоро превратится в узбекскую лепешку.
А рядом я сижу. Со своим бубликом. И думаю, что надо будет кунжута купить, что ли. Когда-нибудь-то и у меня все затянется. А лепешки вкуснее с кунжутом.
